В городе Баку, где я провела свое детство, в одном из дворов существовал целый клан башмачников. Они шили башмаки для всей округи. И слыли очень уважаемым кланом. Каждый брат имел каждый троих детишек. И все эти дети должны были стать башмачниками. И дети их детей – тоже. И внуки их детей и правнуки- и так до скончания света- все представители клана должны были производить обувь для жителей города. И все должно было идти по намеченному раз и навсегда порядку…
И среди всех- вдруг- объявилась овца паршивая в стаде. Старший сын башмачника Цатура – мальчик по имени Рафаэль- любил ужасно музыку. С детства он пел все песни, которые слушал по радио. Пел замечательно, потому что у него был превосходный, Богом данный слух и голос…И еще он отбивал ритм пальцами по поверхности стола. А потом пристрастился к игре на мандолине. Мандолина была во дворе только одна. Рафик выжидал, когда появится во дворе ее хозяин, и робко просил- поиграть дай!
Чудно он играл на мандолине и пел. Замечательный музыкант из него вышел бы- да вот только для отца его- знать, что сын музыкант – хуже смерти.
-Бездельником хочет вырасти на мою голову! Не получится! – гремел отец во гневе.
И при нем сын старался не петь.
Моя бабушка шила у Цатура туфли. Бабушка слыла модницей. И мама тоже. У нее была коллекция туфель всех цветов- почти под каждое платье. И весь двор любовался ее туфлями и платьями. И потому они часто ходили к Цатуру. И много заказывали. И он к ним очень тепло относился…
И вот бабуля моя услышала песни Рафика, и глубоко они ей запали в сердце. Как поет мальчик! А как играет на мандолине!
Мандолина у нас лежала дома, в сундуке моей прабабки .Когда забирали перед войной по политическому делу молодого бабушкиного брата- Эммануила, Маника- моя прабабка сломала об колено его мандолину. В горести. В ужасе. В бессилии помочь…
И эта поломанная мандолина, забинтованная, точно раненное существо, лежала на дне сундука…То ли ждала возвращения хозяина, то ли была страшным напоминанием о том дне, когда его забирали. Потому что в тот день, когда ОНИ пришли, он тоже сидел и играл на мандолине…
Бабушка сказала маме своей, моей прабабке:
-Мама, дай мандолину Маника. Я ее отнесу Рафаэлю, сыну бащмачника, Знаешь, как мальчик поет! Ему надо музыкой заниматься.
Прабабка отвернулась и промолчала. Маник тоже играл на мандолине. Замечательно играл. … Где он теперь?
Бабушка больше просить то и не стала. А только скопила денег и сама купила мандолину мальчику. Это в ее характере было. Если ей человек нравится- она последнее из дому унесет. Но сделает дорогой подарок! Щедрая у нее была рука…
Рафик обрадовался так, что чуть не сошел с ума от счастья! В тот день( он тогда еще учился в школе), он больше не помогал отцу. А только разбирал новые мелодии и потом вечером играл всему двору…А по ночам он клал мандолину в свою постель. Точно это было живое существо. Его частичка…
Недолго он радовался…
Цатур, увидев, что сын больше не хочет учиться шить обувь, разбил инструмент. Так же как моя прабабка. В ужасе. В горести. В предчувствии, что сын может изменить профессии, семейному делу – и вообще нормальной жизни. Разбил при всем дворе на мелкие кусочки. А потом еще топтал ее ногами, чтобы она смолкла навек.
Он не хотел, чтобы его сын, которому он предназначил быть сапожником, вдруг стал бы музыкантом. Кто такой музыкант? Кто? Скажите мне? А вот сапожник- уважаемый человек!
Низко над землей летал Цатур. И сын его не должен был подниматься в облака выше. Так ведь проще. А главное –так спокойнее! И для семьи. И для самого мальчишки …
Не может один человек решать судьбу другого. Он – не Господь Бог. Даже если этот другой- твой сын! Цатур ,может, и знал это. Но только не хотел слушать голос сердца. Разум им руководил. Так надежнее. Так правильнее. Потому что проще…
Он разбил инструмент. Расколол ,успокоился, что сделал хорошее дело- и ушел спать. ….
Мальчик плакал три дня. И вместе с ним плакал весь двор. Мысленно. Никто ничего не сказал отцу- это ведь его право, как обращаться с сыном.
А потом Рафик перешел в вечернюю школу. И целыми днями стал торчать в отцовской мастерской. Он отчаянно осваивал азы нелюбимого сапожного дела…
Руки у него оказались по наследству золотыми. И он быстро научился шить обувь. Чему клан башмачников был счастлив непомерно. Все по плану! Все как намечено! А чего еще надо простому человеку? Никаких неожиданностей- вот и замечательно…
Мальчик шил обувь наравне со взрослыми. У него не было мандолины… но у него были… зубы! Да, он научился замечательно играть на зубах! Он отщелкивал на зубах любую мелодию. Стоило посетителю напеть – и тут же Рафаэль подхватывал эту мелодию , выстукивая ее по своим крепким белым зубам!
Разбитая мандолина – как разорванная струна сердца. Рафик стал тихим и послушным. Он боялся отца, заявившего раз и навсегда- услышу музыку- ты мне больше не сын! Услышу – пеняй на себя! Услышу – убью на месте!
Он пел только тогда, когда отца не было дома…
Но клиенты Рафика знали о его талантах. И старались заглянуть к нему именно тогда, когда, когда свирепого отца не было дома. И, померив туфли, непременно просили «Рафик, сыграй !»
Однажды мама моя пришла во двор – ей нужны были новые туфли – зеленые к новому костюму. Рафик снял мерку. И тут мама спросила:
-Скажи. А ты классическую музыку тоже можешь вот так нащелкать?
-Классическая… Это какая? – не понял мальчик.
Мама спела Паганини «Каприччио». И каково же было ее удивление, когда Рафа тут же не напел, не насвистел, а «нащелкал» на зубах эту самую мелодию – один в один!….
Рафик стал хорошим сапожником. Разбитая мандолина навсегда пресекла его желание самостоятельно думать и решать что бы то ни было. И когда отец сказал – надо жениться, он только покорно кивнул. Отец привез ему девушку из Кисловодска. Такую же тихую и послушную. Бабушку и маму мою пригласили на свадьбу – они были уважаемыми клиентками башмачника Цатура и его сына. Много заказывали разноцветных туфель…
Праздновали во дворе, накрыли сдвинутые столы. Все пели. А только Рафик молчал. Не пел…
Мама моя его спросила:
-Рафик, тебе девочка нравится?
Он только пожал плечами:
-Папа сказал – хорошая.
Словно вместе с мандолиной Цатур навсегда сломал и его, Рафика…Пополам сломал.
-Но ты ее любишь?
Рафик пожал плечами:
-Папа сказал – надо жениться… хорошая она.
Вот и все, что он сказал о невесте. Словно ему теперь было все равно – как жить. Зачем жить…
И он молча шил башмаки. После женитьбы и петь перестал. Хотя жили с девочкой из Кисловодска дружно. Не ссорились…
И всегда у отца спрашивали- что можно делать, а что нельзя. Цатур купил им квартиру- в этом же дворе. Две маленькие комнаты, в надежде, что вскоре Рафик с женой начнут плодить маленьких будущих сапожников…
Сын приходил к отцу и спрашивал:
-Папа, можно мы купим никелированную кровать!
-Конечно, купи! – радовался отец важной и нужной покупке.
– Папа, – робко спросил как-то Рафик, – а можно патефон купить?
При слове «патефон» отец так нахмурился, что с той поры сын больше не задавал такого глупого вопроса…
Они с женой купили кровать. Комод, сервант – и все, что к нему положено. Рафик хорошо зарабатывал, потому что он был хорошим сапожником- по наследству…
Прошло еще немного времени. И было еще одно застолье. Застолье, на котором подвыпивший отец все же услышал голо своего сына.
Стало очень тихо за шумным восточным столом. И кто-то сказал:
-Рафик, а теперь ты спой и сыграй!
Рафик посмотрел на отца. И вдруг запел. Не испугался. Запел, как поют последний раз в жизни – пронзительно, прекрасно и печально. Голос у него был удивительный. Он пел песню армянскую – заунывную и грустную , как вся его жизнь. Он пел голосом и сердцем. И простые люди, собравшиеся за столом, не отдавая себе отчета в том, слушали его и понимали, что к счастью – или несчастью – есть еще другая жизнь, без пошива босоножек и мытья шерсти. Жизнь высшая, доступная каждому, кто этого хочет, а вместе с тем тяжелая, потому что в ней много сложного, необъяснимого, непонятного, непростого, – а оттого пугающего…
И люди плакали, когда слушали песню Рафаэля, который сам соскучился по своему голосу. И по песням. И вообще- по необъяснимой радости…
И отец вдруг заплакал. И Рафик посмотрел в глаза отцу. Ожидал он бури, негодования, упреков…
А отец сказал:
-Господи, если ты есть! Прости меня, Господи! Я виноват перед тобой! Сынок, пой еще! Пой! Хочешь, я мандолину тебе куплю! А хочешь – тару? Играть научишься быстро, будешь всех нас радовать….
А Рафик ответил:
-Спасибо, папа. Поздно уже. Я сапожник… Хороший сапожник….
И не стал учиться на таре. А только шил свои туфли. И в них ходили все модницы. И мои бабушка с мамой в том числе.
И на мандолине брата моей бабушки- Эммануила- никто не играл. Потому что Маник- он не вернулся. И никто не сообщил о его судьбе- такое было время…
И его мандолина, поломанная прабабкой в день его ареста, так и осталась поломанной и спеленатой на дне сундука…
А где теперь тот сундук – неизвестно.
Когда мои родные в спешке уезжали из Баку, боясь погромов тогда, в конце восьмидесятых прошлого уже века, было уже не до сундука и не до мандолины…