Он был Уродом. Но Уродом любимым. Его любили мама, бабушка и две незамужние тетки. В окружении четырех женщин нельзя было вырасти мужчиной. Он вырос ученым, потому что с детства все четыре наперебой читали ему книги. И они, эти книги, заменили ему жизнь.
Уродства своего он не замечал вовсе. Ни огромной головы с оттопыренными ушами, ни горбатой спины. Ведь эту спину радостно скребли мочалкой по очереди мама, бабушка и две незамужние тетки. Вплоть до полного полового созревания они купали его и приговаривали ласковые слова, воспроизвести которые я не берусь.
Купаясь в их любви, он не мог вырасти злым. Он просто стал ученым. И книги, заменившие ему и школьные драки, и первые влюбленности, — пригодились! Его карьера стремительно шла вверх. Он блистательно защитил кандидатскую по биологии, готовился к защите докторской.
У него никогда не было женщин. Как-то внутренне глубоко осознавая свое уродство (но, очевидно, не особенно переживая по этому поводу), он просто не подходил к женщинам. Ни к каким. Ни к красавицам, ни к дурнушкам. Ему все заменили книги и его семья — тетки, бабушка, мама… Все шло своим чередом.
И тут его перевели заведовать новой перспективной лабораторией, где помимо других сотрудников трудились две сестрицы-близняшки. Уродки уродками (хотя некрасиво так говорить о женщинах). И очень ученые. И очень дружные меж собой. Потому как никого у них, кроме друг друга, на этом свете не было. Говорят, что они были так дурны и — что главное — неухожены, что мужчины просто шарахались от них. А они и не замечали мужчин. И трудились над своими диссертациями.
Однако с приходом нового заведующего дремавшие прежде гормоны дали знать о себе. Женское чутье подсказало сестрам: это он — тот, кто может и должен обратить на них внимание! Будучи женщинами умными и практичными, они прекрасно сознавали, что ни один красавец (или даже не красавец, а, скажем, просто человек не аномальной внешности) -никогда не захочет сближения с ними. Но новый заведующий был так же страшен, как обе они. И так же умен. Он былихчеловеком. И упускать такой шанс было нельзя. Но как разделить на двоих одного Урода?
— Он должен принадлежать нам обеим, — сказала одна сестра.
И вторая беспрекословно согласилась с ней. У них давно царило полное взаимопонимание. И, не будучи соединены телами, они вели жизнь вполне сиамских близнецов.
Вдвоем они целенаправленно приступили к соблазнению Урода. Они купили одинаковые модные платья, делавшие их фигуры еще более безобразными, чем прежде. Они побрили ноги, покрытые прежде кустистой растительностью, которая могла сравниться только с мужской. Наконец, они даже сделали педикюр. А раньше, как утверждали недоброжелатели, идя по коридору они цокали длинными, до полу отросшими ногтями на ногах, как копытами. Может, это и было правдой… Но прихорашивания странных женщин не произвели впечатления на заведующего.
Выкопав дома кулинарную книгу, сестры стали изготовлять печенья и кормить возлюбленного в обеденный перерыв. Отродясь они ничего не готовили, ибо поставили давно крест на семейной жизни! А он, избалованный всячески (в том числе и в плане кулинарии) мамой, бабушкой и двумя незамужними тетками, выплевывал их произведения в мусорную корзину — разумеется, после ухода сестриц из его кабинета, так как был человеком интеллигентным.
Но дурнушки не сдавались. До них дошло, наконец, главное: поражать надо интеллектом! А чем, собственно, еще может поразить некрасивая женщина?
Они долго и много беседовали с заведующим на научные темы. Это его подкупило. Нет, страсти, конечно, со стороны Урода не было. Но появилась заинтересованность. И теперь часто после работы он оставался, чтобы пообщаться с сестрами.
Ему стало нравиться беседовать с сестрами. Они знали музыку и литературу. Они были так же увлечены биологией, как он сам. Они охотно помогали ему в работе над научным исследованием, отложив в дальний ящик свои дела. То есть, помимо мамы, бабушки и двух незамужних теток, у Урода появились еще две обожательницы.
И тут, опять же, природа взяла свое… Как все случилось — никто не знает. То ли одна из сестер болела в тот день, а вторая вышла на работу… То ли одна была в городе, а вторая поехала на научный симпозиум… НО! Урод остался наедине с одной из сестер в лаборатории. Они заговорились до ночи. И случилось то, что должно было однажды случиться! Одна из близняшек была с ним близка! Однажды и только однажды. Но и этого одного раза хватило для того, чтобы забеременеть.
Поначалу женщина не находила себе места от радости. А после стала черной как туча. И обратилась под большим секретом к одной из пожилых сотрудниц с вопросом: где и как можно избавиться от ребенка?
— Но зачем? — изумилась та.
— Я знаю, что это единственный шанс в моей жизни — родить. Да и в его тоже — единственный шанс обрести ребенка, но… — горько усмехнулась беременная, — но сестра…
— Что сестра? — не поняла сотрудница. — Неужели она не обрадуется? Будете воспитывать одного на двоих ребенка! Она обрадуется, непременно обрадуется!
— Нет, не обрадуется. Она может убить его, меня или ребенка. Сестра взяла с меня слово, что ОН будет принадлежать или нам двоим — или никому.
Волосы встали дыбом на голове у бедной женщины, посвященной в тайну. Но она не смогла убедить близняшку.
— Сестра не вынесет. Лучше предотвратить трагедию сразу… И потом — у меня нет и не будет никого дороже нее, — подвела итог беременная.
— Уезжайте в другой город, спрячьтесь, если вы так боитесь гнева и ненависти сестры, — увещевала ее сотрудница. — Но родить надо непременно!
— Нет, я не стану этого делать. Никто не заменит мне сестры. Даже ребенок! — твердо стояла на своем упрямая близняшка.
И она от ребенка избавилась. Так тихо и незаметно, что вторая близняшка до конца жизни так и не узнала о недолгом романе сестры с Уродом и о последствиях этого романа.
И Урод-заведующий не узнал ничего. Так они трое и проработали в лаборатории. До пенсии. И на пенсии тоже втроем работали в лаборатории. Сестры больше не пекли печенья и не брили ног. А жили — как живется.
И он никогда не женился. И даже не имел больше ни одной связи. Но ученым стал очень хорошим. Ибо книги заменили ему жизнь во всей полноте — они заменили ему нерожденных детей, несостоявшихся жен, умерших родственниц, которые в детстве ТАК любили, холили и лелеяли его, что он до самой старости не осознал своей ущербности…